Колодное пчеловодство

Стремление спасти борти и дупла с пчелами от уничтожения, которому они подвергались при лесоразработках, привело бортников к мысли перенести их из лесов поближе к своему жилью, сконцентрировать на меньшей территории леса, чтобы легче охранять. Из поваленных лесорубами бортных деревьев они выпиливали куски с бортями и перевозили их на подготовленное место. Так же поступали и с дуплами, в которых жили пчелы. Впервые в истории пчеловодства появились передвижные борти, которые положили начало перемещению медоносных пчел, получившему впоследствии очень широкое распространение и ставшему одним из самых надежных способов увеличения медовой продуктивности.

Отыскивали бортники дуплистые деревья и специально, чтобы самим приготовить из них такие передвижные борти для увеличения своего пчеловодного хозяйства. Срубали их и оставляли на год-два на месте, чтобы они подсохли в коре и не дали трещин. Потом разрезали их на части, очищали, выбирали сердцевину. Такие цилиндрические обрубки древесного ствола толщиной от 80 сантиметров и более имели длину 1,5— 2 метра. Снизу и сверху отверстия забивали деревянными колодками или толстыми дощатыми кругами, просверливали два круглых отверстия для входа и выхода пчел, прорубали должею, как в борти, и прилаживали деревянный брусок, закрывающий это продолговатое отверстие. Иногда для дополнительной защиты должеи.

Такие отделенные от живых деревьев обрубки-чураки стали называть колодами. В отечественном пчеловодстве появилось новое понятие — ульи.

Для изготовления улья-колоды служили сосна, липа, дуб, ветла, тополь и другие толстые деревья.

Ульи на деревьях. Бортники знали, что пчелы не любят жить низко. Рой никогда не поселится в борть, находящуюся близко к земле, если рядом, выше, есть свободная борть. Пчеловоды не допускали мысли, что пчелы могут нормально жить в колодах, стоящих на земле. Здесь сырость, мокрота, мыши, жабы, скот, да и небезопасно от зверей и воровства, поэтому по традиции колодные ульи поднимали на деревья на такую высоту, на которой прежде устраивали борти. Это были, так сказать, искусственные борти. Пчеловоды следовали природе пчел. Она и тут служила им примером.

Пчелы по-прежнему оставались в привычных для них естественных условиях — в кронах деревьев и в безопасности. Колоды поднимали и укрепляли на толстых сучьях. Привязывали их к стволам веревками или скрученными ветловыми прутьями. На дереве подвязывали по две-три колоды одну над другой летками в разных направлениях. Бортническая практика убеждала, что такое близкое многоэтажное расположение жилищ не мешало роям заселять их и жить.

Устраивали для колод и специальные вышки — палати, одры, станы. Обычно подыскивали для этого два рядом растущих дерева или одно толстое с развилкой.

Рис. Колоды на помосте с самобитками для медведей.

Стволы или развилины связывали прочной рамой из толстых деревянных брусков. Стволы крепко стягивали клиньями, чтобы не шатались даже в сильный ветер. Затем на высоте 4—б м насквозь пробуравливали стволы и в отверстия забивали крепкие дубовые бруски так, чтобы их концы оставались свободными. На бруски клали две или четыре балки и настилали толстые доски — подмостки, которые прибивали длинными прочными деревянными гвоздями, чтобы концы их торчали снизу на 30—40 сантиметров. Получался помост, напоминавший деревенские палата. Гвозди забивали не только в балки, но и по всей толщине настила. Они защищали колоды от медведей. На первый слой досок настилали второй и третий, прибивая их большими гвоздями. Получалось очень прочное сооружение, выдерживающее большую тяжесть. Медведь не мог проломить его головой.

На палата устанавливали колоды. Над ними на крепких сучьях привязывали еще колоды.

Станы делали и на столбах высотой 5—6 м от земли, вкопанных вокруг толстого дерева. От дождя колоды покрывали берестой, еловым иль липовым лубом, а чтобы кровлю не сдул ветер, сверху придавливали тяжелыми дубовыми досками. Для защиты от медведей, которых манил медовый дух от такого скопления пчел, к стволу, под палатями, подвешивали на крепких веревках толстый суковатый чурбан, который мешал зверю добраться до ульев.

Возле колод укрепляли всевозможные отпугивающие устройства — трещотки, чучела, деревянные обручи с колокольчиками, звука которых медведи боялись и уходили от опасности. Пчел в колодах тревожили дятлы, особенно зимой. Иногда они проклевывали толстые стены колод, добирались до гнезда и разоряли его. Для отпугивания их вешали чучела ястреба, филина, совы и других хищных птиц. Палатей в лесу устраивали много, в зависимости от числа семей.

Подъем тяжелых колод на значительную высоту был не под силу одному человеку и даже семье пчеловода, требовал особых приспособлений. Для облегчения пользовались различными подъемниками — лебедками, блоками или воротами наподобие колодезных — круглыми двухметровыми деревянными валами толщиной до 20 см с крестовинами-рукоятками. Такой вал сажали на ось, укрепляли на сучьях, привязывали к нему веревку, а к другому концу — колоду. При вращении канат наматывался на вал и поднимал улей. Вместе с ним обычно поднимался и пчеловод, где надо пропуская его между сучьями. На вал насаживали и большое деревянное колесо, которое приводили во вращение ногами, наступая на спицы. Подъемные устройства обычно были общественной собственностью, ими пользовались все пчеловоды селения. Они помогали друг другу и в подъемных работах.

Колоды на настилах размещали группами, неподалеку друг от друга так, чтобы к каждой можно было подойти и чтобы пчелы не путались. Уход не отличался от ухода за бортными семьями: весной удаляли накопившийся за зиму сор и мертвых пчел, осенью с ножом и куревом обходили свои «кузовые» владения и подрезали медовые соты, на зиму, для защиты, обвязывали колоды хворостом с листьями. Так из года в год и стояли колоды на настилах. Однако пчеловоду стало удобнее работать с пчелами, чем раньше в бортях, проще наблюдать за их жизнью. Пчеловоды-промышленники и коммерсанты для увеличения числа семей и для продажи пустые навощенные колоды — пни незадолго до роения устанавливали на деревьях в самых лучших местах леса. Они стихийно заселялись «шатающими» роями. Осенью, после отбора лишнего меда, колоды с молодыми семьями увозили домой. Весной их продавали или вновь возвращали в лес на деревья и получали от них мед. Эту систему пчеловодства вправе можно назвать улье-бортевой, переходной формой от бортничества к колодному пчеловодству, так сказать, домашнему бортничеству. Между прочим, в первое время колоду по привычке называли бортью.

Пасеки. Исключительная трудоемкость размещения колод на деревьях, особенно когда их было много, заставила пчеловодов опустить их на землю и собрать в одно место, чтобы легче за ними присматривать и охранять, удобнее работать. Толчком к этому могла послужить простая случайность. Забытая на земле семья не только не погибла, но и оказалась не менее продуктивной подвязанных к веткам.

Рис. Ворот, с помощью которого поднимали колоду на дерево

Рис.  Колесо для подъема колоды

Это было открытием пчеловодов, к сожалению, недооцененным историей.

Так как пчелы — лесные жители, места для колод находили на лесных полянах, займищах, засеках, небольших перелесках или специально готовили, вырубая, посекая для этого деревья на небольших участках. Так появились посеки, которые потом стали называть пасеками. В прежнее время пасеки всегда находились в лесах, на лесной расчистке.

Для защиты от медведей срубленные деревья валили так, чтобы верхушками и заостренными ветками они были направлены наружу, а комлями — внутрь. Такое ограждение — густой древесный вал, окружавшим пасеку, — было неприступным и для скота, который мог зайти и опрокинуть ульи.

Огораживали пасеку плетнем, окружали кольями, шестами либо обводили рвом и валом. Считалось очень важным, чтобы место было сухое, теплое, пасека закрыта от сильных ветров, особенно северных.

Колоды ставили вертикально на какие-нибудь подставки — камни, обрубки дерева, невысокие деревянные скамейки, кирпичную кладку, низенькие плетни или на колышки, чтобы не гнили от сырости. Для устойчивости бечевкой или крученой соломой привязывали их к дереву или вбитому двухметровому колу.

Основой для возникновения пасечного хозяйства послужило не только ухудшение естественной медоносной растительности — сокращение площадей под широколиственными лесами, распашка освобожденных от леса земель, но и освоение восточнославянскими племенами культуры энтомофильных растений, значительное расширение посевов гречихи — нового и весьма сильного источника нектара, приближенного к населенным пунктам. Гречиха занимала уже видное место в хозяйстве страны. При выборе места под пасеку оценивались и медоносные возможности. «Особливо же стараются пасеки заводить неподалеку от больших рек, — писал П. И. Рычков в статье «О содержании пчел» (1767), — где вода вокруг поднимается, ибо около сих мест всякий лес и кустарники скорее распускаются и цветут, да и травы цветут и растут скорее. Из деревьев — самое лучшее липа, а из трав — гречиха и козлец». На пасеке устраивали небольшую избушку для пчеловода и хранения пчеловодных принадлежностей.

Обычно появление первых пасек на Руси историки относят к XIV—XV векам, а в лесной зоне и центральных районах — к более позднему времени — XVII столетию. Однако согласно некоторым дошедшим до нас сведениям можно утверждать, что в безлесных местах они начали возникать значительно раньше. В Х веке арабский писатель Ибн-Даст сообщал, что восточные славяне из дерева выделывают «род кувшинов, в которых находятся у них и ульи для пчел, и мед пчелиный сберегается». Побывав в начале XI века на юго-западе Киевского государства, иностранный путешественник Галл писал: «Я видел в этой земле удивительное множество пчел, пчельников, пасек на степях и борти в лесах, я заметил в ней чрезвычайное обилие меда и воска».

При раскопках Райковецкого городища в Среднем Приднепровье были обнаружены доски со следами сотов. Эти реликвии относятся к XII столетию. Слово «пасека» упоминается в одной из купчих крепостей на имение в Южной Руси в 1400 году. Как раз в это время появляются деревни с названиями Пчелки, Пеньковка, Липовая колода, фамилии Пасечниковы, Пчельниковы.

Массовое распространение пасек на Руси характерно для развитого феодализма, в недрах которого складывались капиталистические отношения. Организация крупных царских пасек в несколько сот и даже тысяч семей в середине XVII века, как писалось в царском указе, путем сбора «по улью с двора или по два, а будет можно и не в тягость и по три…» и даже одолжения взаймы говорит о том, что пасечные формы пчеловодства в это время были у крестьян обычными, широко распространенными и давно известными. Наряду с лесными пасеками, среди которых было немало крупных, появлялись и домашние. Обычно это небольшие, в несколько колод, пчельники. Полагают, что возникновение пчельников связано с началом разведения культурных растений — деревьев и трав. Так, в Древней Греции пчельники появились после введения в культуру маслины. Как повествует миф, пастушеский бог Аристей научил греков добывать масло из маслин и в то же время научил их пчеловодству. Аристотель указывал на полезность посева люцерны возле ульев.

И хотя славянские земли были еще богаты липой и другими медоносами, разведение плодовых деревьев и гречихи способствовало появлению домашних пчельников. Размещали их на приусадебном участке чаще в плодовом саду, где колоды меньше подвергались действию ветра и летнего солнца, или на огороде. Впоследствии были выработаны правила, которые предусматривали расположение их не ближе 10 м от проезжих дорог и пастьбы скота ив 100 м от соседних пчельников.

Колодное пчеловодство по сравнению с бортевым — более интенсивная и доступная форма пчеловодного хозяйства. Если раньше бортничество было практически потомственной профессией, то теперь представилась возможность заниматься пчеловодством каждому — пчел можно было купить, перевезти, разместить возле дома. С другой стороны, открылась перспектива концентрации отрасли на основе капиталистического способа производства — организации крупных пасек коммерческого назначения.

Колода вошла в историю отечественного пчеловодства, как русский улей. Особенно она была распространена в лесной северной и средней России. Колоды были и на убогом пчельнике бедного простолюдина — мужика, и на ухоженных лесных пасеках в несколько сотен или тысяч семей богатого землевладельца и лесопромышленника. Колода явилась прообразом многих последующих конструкций ульев, родившихся на нашей национальной почве.

Известные в мире современные ульи не имеют общего корня. Улей как искусственное жилище пчел создавался и совершенствовался по-своему во всех районах Земли, где жили пчелы и люди занимались пчеловодством.

Разные по объему и наружности были колоды, неодинаковой толщины и высоты — от небольших и не очень толстых до колод-гигантов, в которых мог свободно поместиться человек. Все зависело от кряжа, из которого выделана колода. В Музее пчеловодства Научно-исследовательского института-пчеловодства хра­нится колода «Прапращур». Выдолблена она из кряжа огромного дуба. Высота ее полтора метра, в обхвате — два метра. По преданию, несколько столетий простояла она на территории Измайловского леса под Москвой и почти всегда была заселена пчелами.

Все колоды (их называли по-разному — пеньки, липни, чурбаки, колодези) устроены одинаково. Делали их из кряжей со здоровой или так называемой ситовой древесиной, а не из дуплистых обрубков, как прежде. Внутри — выдолбленное полое круглое искусственное несквозное дупло, сбоку узкая щель — должея (дель, колодезня), которая закрывалась втулкой (затвором, тварью, должаном) с отверстиями для входа и выхода пчел — летками (очками). Их обыкновенно два: один под другим или один вверху, другой внизу. Но могло быть и больше или только один. Тварь укреплялась особыми колышками и не выпадала. Стенки, голова и низ колоды толстые, теплые.

Чтобы колоды от жары или старости не растрескивались, их иногда сбивали вверху и внизу деревянными или железными обручами, от дождей и солнца накрывали широкими досками, большими щепами, глиняными крышками-мисками, на которые надевали соломенные колпаки-шапки. Так выглядели старые, толстостенные, с глубокими трещинами, почерневшие от времени, изъеденные червоточиной колоды. От гниения и порчи насекомыми их иногда обмазывали глиной и особой замазкой или даже окрашивали краской, правда, очень редко.

При заселении пчелами для большей прочности гнезда, поддержания и подпорки сотов внутрь колоды вставляли поперечные палочки — снозы, впорицы, располагая их крест-накрест.

Уход за пчелами в колоде довольно прост. Первая работа ранней весной — подчистка дна, удаление мертвых пчел и сора, накопившихся за зиму. Потом, когда потеплеет, оценка качества гнезда и семьи, уточнение количества корма. Если соты выпачканы и заплесневели, их вырезали. Кроме того, удаляли трутневые соты, подрезали старые, старались увидеть расплод, чтобы определить качество матки. Для этого открывали верхнюю часть колоды. Если расплод разбросанный, редкий, матку в роевую пору заменяли на роевую. Очищали стенки колоды; если было мало корма, давали в посудине на дно колоды литра два сыты — разведенного водой меда или чистого меда. Если улей не силен пчелами, сокращали летки, чтобы облегчить охрану гнезда и сбережение в нем тепла.

Колодное пчеловодство — роевое. Роями пополнялась и восстанавливалась пасека. Они — единственное средство, на котором держались пчельники. Роям были рады. Регулировать роение пчел в неразборном улье почти невозможно. В начале июня пчелы обычно начинали «вылетать», выкучиваться. Это считалось предвестником роения. Пчеловоды, как правило, ждали, когда семьи сами прекратят роиться. Нередки израивания семей, особенно в тесных колодах и ближе к югу, где лето жарче и длиннее.

Рои сажали в колоды или с сотами, которые в них оставались после того, как ранее находящиеся семьи, чаще поздние рои, были объединены с другими, или наващивали новыми сотами. Для этого куски светлых сотов шириной в ладонь окунали в расплавленный воск и прикладывали к голове колоды. Для удобства ее переворачивали верхом вниз. Сначала сотики приклады­вали по сторонам, а потом в середине. Рой, получивший начаток гнезда, всегда приживался, значительно быстрее отстраивал гнездо, чем тот, который был посажен в порожний улей.

Колодники имели возможность определять роевое состояние семей, вовремя подготовиться к роению, более целесообразно использовать рои в своем хозяйстве — оставить жить самостоятельно, если рой тяжелый, или подсыпать к другому, несильному «для проку», потому что небольшой роек, если и отстраивался, оставался без меда. Они заметили, что чаще роятся семьи в маломерных колодах и реже в колодах больших, просторных. В технологии пчеловодства и познании инстинктов пчел это был уже шаг вперед по сравнению с бортничеством. Колодники первыми задумались о противороевых приемах.

Борьба с роением оказалась настолько сложной проблемой, что занимала умы многих выдающихся русских пчеловодов, и до сих пор окончательно не разрешена.

Безудержное естественное роение требовало посто­янного присутствия колодника на пчельнике, снижало общий выход меда.

В практике пчеловодов-колодников было известно несколько способов искусственного роения — «взятие насильного роя», хотя и весьма трудоемких. В основу их положено отделение пчел и матки от семьи, готовящейся к роению; Один из них — отгон.

Для искусственного роя готовили колоду, как и для обычного роя. В колоде, от которой хотели взять рой, подрезали соты снизу и относили ее шагов на 20—30 в сторону и на ее место ставили колоду для роя. Отнесенную колоду переворачивали вверх дном и начинали несильным стуком подгонять пчел снизу вверх. Они действительно покидали соты и уходили в бессотовое свободное пространство улья. Когда здесь собиралась большая масса пчел, их черпали большой деревянной ложкой и ссыпали в роевню. Обычно среди них оказывалась и матка. Отогнанный рой переселяли в подготовленную для него колоду. Осиротевшая семья — «старик» выводила себе новую матку из имеющихся у нее роевых маточников. Потеряв большую массу пчел, которые составляли ядро будущего роя и всех рабочих, полевых пчел, она уже не роилась.

Практика подтвердила необходимость делать отгонные рои пораньше, чтобы обе семьи пришли в надлежащую силу к цветению основных медоносов, но не настолько рано, чтобы не подкосить «старика» и не создать малосильную новую семью.

Старались не допускать роение отбором от семьи лётных пчел и меда. Улей относили на другое место, а взамен ставили свободный с маткой в клеточке. В него слетал ходак. В основной семье вырезали всю «голову» с медом. Разрушенное безмедное гнездо оказывало на ослабленную семью довольно сильное противороевое действие. Даже в неразборной колоде мыслящие пчеловоды пытались вести рациональный уход.

Однако противороевыми приемами пользовались немногие. Основная масса пчеловодов-крестьян считала насилие над пчелой грехом и водила пчел по принципу: «незамай пчелу» и «не всё хорошо, что пишут».

Колода в большинстве случаев из-за незначительного объема не позволяла семье заготовить много меда. Почти все гнездо бывало занято расплодом. Непроиз­водительно использовались и пчелы, и медоносы. Пчеловоды-бортники, которые обзавелись домашними пчельниками, убедились, что сбор меда от борти или улья, подвешенного на дереве в лесу, бывал больше, чем от «пенька» на пчельнике, тем более если этот «пенек» невелик. И объем играл роль, и скученность пчел, и то, что в лесу больше цветов и что семьи весной начинали раньше работать и быстрее росли.

Мед вырезали недели через полторы-две после окончания главного медосбора, чтобы пчелы могли сложить себе корм на зиму и он созрел. Как и в бортях, соты подрезали снизу примерно на треть, оставшиеся служили для расплода и меда. В среднем от колоды полу­чали б—8 килограммов меда.

Способы отбора меда были довольно грубые. Колодник вооружался куривом — головней и, если пчелы не спокойны, раздувал ее так, что в дыму уже ощупью вырезал соты. Гибло немало пчел, попадала под нож и матка, коптились соты. Недальновидные пчеловоды вырезали слишком много меда, оставляя пчелам мало корма. Пчелы у них погибали от голода зимой или в начале неблагоприятной весны. Наоборот, заботливые и знающие пчеловоды, прекрасно владевшие древней техникой ухода, выработанной бортниками-чародеями сотни лет назад, из гнезд не брали ни золотника меда и оставляли его совершенно нетронутым. Отбор меда они переносили с осени на весну, когда уже был близок новый медосбор. Недостаток корма пчелам никогда не угрожал. Наоборот, у них всегда находились обильные запасы. При такой до предела простой и разумной системе семьи не только сохранялись зимой, но и выращивали к медосбору мощные резервы. Эти пчеловоды обычно водили пчел в колодах-великанах.

Обильные зимние запасы — важнейший принцип благополучной зимовки. Выработанный еще бортниками, он нашел убедительное подтверждение практикой колодников, оставаясь незыблемым и для современного пчеловодства.

Колодники отрабатывали и технологию зимовки пчел. При подготовке к зиме слабые семьи — изроившиеся и поздние рои — объединяли, присыпали одну к другой. Порознь они не выживали. Зимовали пчелы как на воле, так и в укрытиях — омшаниках. Но первые колодники — вчерашние бортники зимовников не знали. Лесные пчелы превосходно переносили любые холода и морозы средней и северной России в колодах, ничем не защищенных, даже не укрытых снегом, находясь всю зиму на помостах, открытых буранам и ветрам. Прак­тика убеждала, что если семьи хорошие и сильные, то не только стужа, но и самые жестокие морозы им невредны. Колоды и теперь стояли на пчельниках круглый год.

Низ колоды для тепла и поглощения излишней влаги, как и в бортях, обычно заполняли соломой или мхом, оставляя под гнездом свободное десятисантиметровое воздушное пространство. Если соты доходили до пяты — дна колоды, их специально подрезали. Воздушная камера улучшала зимовку. Этот очень важный технологический прием не потерял своей ценности до сих пор. Иногда колоды обертывали снаружи соломой. Зимовали пчелы и без всякого утепления.

Зимовники появились позднее. Суровые морозы, оттепели и дожди, ранний припек солнца весной, которые приводили к порче колод, видно, заставили находить укрытия для сохранения пчелиных жилищ.

К тому же признавали, что слабые, «тощие пчелы» лучше сохраняются от великих морозов в омшаниках. Это обычно были случайные, хозяйственные   постройки — плетеные клети, обмазанные глиной, погреба, подполья домов, риги, кладовые, бревенчатые, плотно срубленные сараи на мху.

Чаще пчелы зимовали плохо, особенно в сырых душных помещениях, семьи ослабевали, много их погибало. Потом стали делать для пчел специальные омшаники.

В крестьянском хозяйстве омшаники появились значительно раньше, чем их начали использовать, как зимние хранилища для пчел. В небольшие низкие рубленые бревенчатые сараи, стены которых мшили для тепла, содержали зимой новорожденных телят и ягнят. Чаще мшаник входил в состав общего хозяйственного двора. Когда пчеловоды начали строить мшаники для своих целей, они располагали их подальше от жилья, поближе к пчельнику, чтобы пчелам было спокойнее зимовать. Делали их из толстых бревен. Чтобы их омшить (отсюда и название — омшаник), в бревнах вырубали па­зы. Омшаники окон не имели, были темными помещениями. Их поэтому иногда называют темниками.

Омшаники строили и толстостенными саманными, плетеными, глинобитными. Деревянные для тепла чаще углубляли в землю. Появились полуподземные и подземные зимовники, которые изолировали пчел от низких температур, с самыми разными вентиляционными устройствами. Чтобы перенести огромный колодный улей с пчелами в зимовник или опустить его в погреб, а весной вынести, требовалось 5—6 сильных крестьян.

Впервые создавалась система зимнего содержания пчел в укрытиях. Колоды ставили на подставки, летки оставляли открытыми и зарешечивали их от грызунов. Иногда в самом верху для вентиляции специально пробуравливали отверстие, что улучшало зимовку, в по­мещении прорубали отдушники для выхода излишнего тепла и испарины, которые затыкали в морозы. Губительное действие духоты и сырости продолжает оставаться одной из причин неблагополучной зимовки пчел в помещениях до сих пор.

Кроме ульев-стояков, колоды делали и лежачими . Они были распространены в юго-западных районах и на Кавказе. Колода-лежак представляла собой расколотое пополам или вдоль распиленное на две равные части толстое полутораметровое бревно. Чем толще было оно, тем считалось лучше. Самый малый диаметр колоды—40 сантиметров. В обеих половинах выдалбливали середину, так что получалось два корыта. Когда одну половину накладывали на другую, составлялся улей со значительной пустотой. Имел он три круглых летка в торце на линии соединения половинок. Колоды от дождя накрывали лубками и прижимали их камнем.

Пчелы приващивали соты к верхней половине. Располагались пласты обычно поперек колоды, от нижней отделялись небольшим пространством — проходами, так что если снимали верхнюю часть колоды, то гнездо не нарушалось, оставалось нетронутым. Щели между половинками пчелы заклеивали прополисом, даже если они были сантиметровыми, или их замазывали глиной.

Весной пчелы гнездились в той части улья, которая находилась ближе к леткам. Отсюда семья по мере роста углублялась в середину, осваивая все пространство. Расплодная зона всегда примыкала к летковой стороне, в конце колоды пчелы складывали мед.

Колоду клали на козлы из кольев с небольшим уклоном (голова чуть выше пяты) или подпирали летковый конец большим камнем. Под нижнюю часть, чтобы она не портилась, подкладывали плаху, камень или колодку. Сверху прикрывали берестой или дощатой крышей.

Уход за пчелами в лежачих ульях не отличался от стоячих. Мед в хороший год вырезали 2—3 раза. Его бывало до двух пудов. На зиму колоды сносили под навес и укладывали штабелями, как дрова. Простейшая лежачая колода стала родоначальницей ульев-лежаков последующих конструкций.